Впервые я столкнулась с этой проблемой в самом начале своей карьеры. Я тогда еще сама училась в университете и работала на языковых курсах, и однажды у меня в группе появилась девочка лет 15, Лена. Она была вежливой, исполнительной, старательной, начитанной. И язык ей не давался. Совсем. Причем ошибки, которые она делала как в письменной, так и в устной речи даже в родном языке, были необъяснимы. Лена вставляла лишние буквы в самые неожиданные места, меняла местами слоги, неправильно видела границы слов. Она могла путать понятия, относящиеся к совершенно разным сферам жизни, и не замечать этого. Например, однажды она сказала мне, что у них дома идет ремонт и вчера им поменяли «столбняк». «Столбняк» и «стояк» даже паронимами назвать можно лишь с определенной натяжкой.
Слово «Кюхельбеккер» мы учили несколько недель. И получался то «Кюльхекебер», то «Кюбельхекер» то и вовсе какой-нибудь «Келюхебер». Лена была глубоким, тонким человеком, с ней было интересно разговаривать, но иногда она вводила меня в ступор.
Через некоторое время ко мне подошла ее мама и сказала, что школьные учителя поставили на Лене крест и заявили, что обучить ее иностранному языку невозможно.
- Это не так! – самонадеянно заявила я, и мы продолжили заниматься. Мы учили наизусть диалоги, играли в ролевые игры, сочиняли рассказы, тренировали фонетику, учили поговорки, читали Джей Остин, по много раз повторяли одни и те же слова, разбирались с грамматикой, чертили схемы. Все это Лена делала с удовольствием, самозабвенно, сама покупала себе новые учебники, прилежно вела тетради. И, наконец, объявила мне, что будет поступать на факультет иностранных языков!!!
Тут я осознала, «что мы в ответе за тех…» и что ее школьные учителя, без всяких оглядок внушавшие ей комплекс неполноценности, в каком-то смысле поступали более гуманно, чем я, дающая надежду, которая, я на тот момент уже ясно это понимала, ведет в никуда.
Между тем, почитав статьи и поискав похожие симптомы, я уже знала, как зовут представшую передо мной проблему.
Дисграфия – это частный случай алалии, функционального расстройства языковых навыков. Алалия бывает двух типов. В первом случае человек не понимает (или плохо понимает) обращенную к нему речь, а его собственные высказывания, грамматически вполне адекватные, совершенно бессмысленны (сенсорная алалия). Во втором случае человек понимает как устную, так и письменную речь, но, когда пытается говорить сам, его речь превращается в бессмысленную, аграмматическую мешанину - моторная алалия. Вот частным случаем последней и является дисграфия.
Причиной этого нарушения является недосформированность или повреждение коры головного мозга в зоне Брокка (лобная доля левого полушария), отвечающей за язык. Почему это происходит – никто толком не знает. Нарушение носит врожденный характер и приписывается чаще всего генетическому фактору. Возможно также, это связано с тератогенными воздействиями в период беременности или родовой травмой.
Как бы то ни было, нарушения структуры мозга лечению не поддаются. Однако, благодаря его пластичности, поддаются коррекции, иными словами, если вовремя начать заниматься, то можно изменить ситуацию к лучшему.
И в нашем случае нельзя сказать, что мы вообще ничего не достигли. Лена много читала, понимала устную речь на слух и говорила, пусть и странно, но в практическом отношении довольно сносно. И все же этого однозначно было недостаточно, чтобы сдавать профильный экзамен по языку. И дело даже не в экзамене, а в том, что в дальнейшем ей пришлось бы конкурировать с людьми, чьи языковые способности позволяли им хватать язык, что называется, налету.
Я начала ее уговаривать поменять решение. Пришлось признать, что проблема действительно существует, школьные учителя были в определенной степени правы. Я порекомендовала Лене пойти к психологу. Надо было, конечно, к логопеду-дефектологу, но тогда я не знала, кто именно занимается такими нарушениями.
В отношении образования Лена была непреклонна, и на вступительном экзамене ей поставили «2». Заслуженно, безусловно. Это мне, занимавшейся с ней к тому времени больше двух лет, были видны успехи и достижения, а нейтральная приемная комиссия, услышав и увидев этот языковой хаос (а когда она волновалась, то проблемы, естественно усиливались), просто признали ее проф. непригодной.
Лена закончила отделение русской филологии, выбор тоже не идеальный, но ей помогало ее интуитивное понимание большой литературы и природная склонность к рефлексии. Еще несколько лет спустя она получила второе высшее образование – по психологии. И вполне возможно, учитывая ее собственный непростой опыт, могла стать неплохим психологом. Мы занимались с ней после этого еще несколько лет, даже итальянский начали учить. Не могу сказать, что мы совершили чудо, но на простом уровне обоими языками она пользовалась вполне уверенно, пусть и вызывая порой насмешливые или недоуменные взгляды.
Еще раз я встретилась с дисграфиком, уже будучи в университете. Позвонила моя приятельница, с которой еще в юности я работала в одном из московских музеев, и попросила подготовить ее сына к экзамену в аспирантуру – к нам, на Исторический факультет МГУ.
Я удивилась. Обычно студенты в этом возрасте уже в состоянии сами готовиться к своим экзаменам. Но когда мы встретились с Никитой, все стало ясно. Фонетика у него была такая, что я просто ничего не понимала и переспрашивала по несколько раз, пока не привыкла. Ну и все остальные признаки, так сказать, тоже были налицо. До экзамена оставалась пара недель. Сделать было ничего нельзя. Я попросила его отдать свой письменный перевод на экзамене лично мне в руки, что он и сделал.
Я открыла, прочитала примерно следующее: «Преследователи этой копценпции вогорят оботом в своих книгамам», поставила «5» и засунула подальше от глаз остальных преподавателей.
Нечестно? – Да. Но ведь во всем мире, да и у нас тоже, если получится добиться, принята практика – освобождать дисграфиков от языковых экзаменов. Но поскольку такая болезнь в России по-прежнему не имеет своего кода, то есть не выделяется в отдельное заболевание, то нет ни протоколов терапии, ни критериев диагностики и, соответственно, добиться справки, облегчающей такому человеку жизнь и позволяющей ему учиться без страхов и подлогов, все еще очень непросто.
Опубликовано: 06.08.2018
